Ответы на вопросы

О семье

Батюшка, как правило, многодетная мама – все 24 часа крутится как белка в колесе, не успевает молиться-поститься, раздумывать о духовной жизни и бывать в храме,  спит на ходу и вместо мыслей - одни инстинкты. Это нормальное состояние? Надо просто ждать пока дети вырастут?

- Это нормальное, естественное состояние от которого никуда не денешься. Оно наступит, пройдёт и закончится, православные многодетные мамы через него проходят. Многие мамы переживают по этому поводу, стараются как-то нагрузить себя молитвой, постом, что, конечно, совершенно не правильно. К этому надо относиться просто – молиться на ходу, читать про себя короткие молитвы «Господи, помилуй», при кормлении грудью  -«Богородице Дево, радуйся…», т.е. участвовать в молитве по мере возможности, хранить память о Боге. Никакого поста в это время быть не должно. Женщина и так истощена после родов, а впереди предстоит ухаживать за ребёнком… Если будет поститься мама, значит, будет  поститься и новорождённый. Так что в этом случае никакого разговора о посте и вычитке молитвенного правила быть не может. Родился ребёнок – это радость, это время, когда изменился образ жизни, изменилось состояние женщины – надо отдавать себя всю малышу. Постепенно, когда ребёнок подрастёт, можно восстановить молитвенное правило, правило к Причастию. Если человек не может по какой-то  причине вычитать правило к Причастию – это не значит, что он не может причаститься.

Одна многодетная мама так и живёт –  ждёт благословенного момента, когда дети повзрослеют: «Вот они вырастут все, и тогда я займусь своей духовной жизнью». Это правильно?

- Наверное, в этом случае мамой не совсем правильно понято, что такое духовная жизнь. Духовная жизнь не состоит в исполнении каких-то формальностей и дисциплин. Она не строится из того, что человек обязан чётко следовать каким-то правилам , указаниям  и канонам – столько-то молитв, поклонов… Духовная жизнь – это общение человека с Богом, прежде всего. И ничто не может помешать общаться с Богом, если есть горячее желание. Ничто и никто не сможет разлучить человека с Богом – апостол Павел говорит «Даже ангелы не могут разлучить человека от любви Божией». К сожалению, у нас в современном поколении христиан превалируют некий канон. Правила очень часто затмевают духовную жизнь, и как следствие - становится меньше любви. Очень хорошо бы это понять и различать – в чем и как проявляется духовная жизнь. Если человек это не поймёт, он обязательно будет стукаться лбом о стены правил, канонов и дисциплин, что на самом деле всегда было на втором месте  в жизни христианина. Это всегда было подспорьем, помощью, средством, а не целью.

Есть православные семьи, в которых супруги пытаются по мере возможности в хорошем смысле «планировать» беременность. Одна моя подруга родила троих, хочет четвёртого, но для этого события она всегда готовится года два – ждёт, когда самый младший ребёнок подрастёт; поправляет своё здоровье, обходит врачей, отдыхает…  Вам знакомы такие примеры? Как Вы относитесь к такому явлению?

- Я отношусь к этому нормально. Мне кажется, что это в принципе, правильно. И рождение ребёнка – шаг очень ответственный, как и перед этим ребёнком, так и перед другими детьми, которые уже есть в  семье, перед Церковью. Такое странное отношение, и утверждение что многодетность – прежде всего сама по себе является добродетелью, кажется мне ошибкой. Да, конечно, многодетность – это благо, это замечательно. Но это ни в коем случае, не общее правило, ни в коем случае не единственный  путь в семье  ко спасению. Многодетность сама по себе – не есть путь ко спасению. Когда апостол Павел говорит, что «женщина спасётся чадородием», он не говорит «многочадием». Именно – чадородием, то есть именно тем, что женщина рожает детей, вкладывает в них все свои силы, воспитывает их, дети получают всю полноту родительской любви, родители приводят их к Христу и дети остаются в Церкви. А это  часто толкуется почему-то так, что женщина должна стать репродуктивным аппаратом, рожать и рожать, чем больше – тем лучше…  В Церкви нет таких святых, которые бы были канонизированы за многодетность. Более того, мы знаем, что Иоаким и Анна имели одного ребёнка, и это не повредило их святости, и в жизни многих святых не было многочадия. А некоторые святые были многодетными родителями. Это невозможно противопоставить как одно другому. Поэтому разумное планирование семьи с соблюдением заповедей Христовых, без средств, которые противоречат закону Божию, мне кажется вполне разумным и правильным.

Не секрет, что в обществе зачастую негативно относятся к многодетным семьям. Существует мнение, что в многодетных семьях дети плохо воспитаны и запущены (бедная мама просто физически не справляется).  К сожалению, я видела такие примеры. Что делать?

Да, к сожалению, такое очень часто бывает. Ещё часто бывает  и так, что у многодетной семьи складывается определённое отношение к окружающим: – «Мы многодетные и нам все должны». «Мы многодетные, и тем самым факто уже выделены и имеем право на особенное отношение к нам». Да, многодетность – это подвиг. Но это подвиг, взятый на себя добровольно, никому не навязанный, и если он совершается как подвиг любви к детям, то в таком случае  дети будут и ухожены и хорошо воспитаны, и семья эта будет счастлива, и мама не станет жаловаться на то, что измотана и ничего не успевает. Когда  же этот подвиг совершается ради самой многочадности, очень часто бывает так, что этот подвиг не под силу людям, которые его несут. Нет ни материальных, не бытовых, не эмоциональных, не психологических условий и возможностей,  чтобы хорошо, достойно воспитать детей. И тогда может появиться комплекс «Нам все должны, потому что мы – многодетные.»  Причём, в данном случае мы все говорим о многодетной матери, о мужчине речь не идёт. Слово «многодетный отец» у нас редко употребляется в лексиконе. Почему-то считается, что только женщина должна заниматься детьми, а папа как-то в стороне остаётся.  А ведь одинаковую ответственность несут оба.

Одна девушка, поработавшая няней в многодетной семье, поделилась впечатлениями: «Ужас, младшие кричат, старшие ссорятся, дерутся, один болеет, с рук не сходит - я чуть с ума не сошла. Не дай Бог иметь столько детей». Как не разочароваться  после такого в многодетности?

- Разочароваться или очароваться невозможно. Это, наверное, даётся как плод любви супругов, когда супружеская любовь в сочетании с физическим здоровьем, готовностью иметь много детей, с  особым внутренним настроем,  выражается в желании иметь и воспитывать всех детей со всей ответственностью и радостью. Это не навязанное желание, а желание, исходящее изнутри, и, разумеется, обоюдное. Я знаю такие семьи  - они счастливы и прекрасно живут. Там присутствует гармония. Потому что это – плод любви, а не плод определённой идеологии. Конечно, это огромный, большой труд -  и духовный и физический и психологический.

- О.Алексий, Вы упомянули обоюдное желание супругов иметь детей. А если  один из супругов мечтает ещё об одном ребёнке, а второй – по каким-то причинам против… Что делать? Смиряться или идти в духовнику?

- Причём здесь духовник? У жены есть муж, у мужа – жена. Семейные отношения подобного  рода  с духовником не должны решаться. И ни дай Бог, если духовники будут такие проблемы решать.

Расскажите о многодетных семьях у вас в приходе. Таких много? Какие перед ними встают проблемы и как они с ними справляются?

- У нас в приходе есть одна многодетная семья -  в ней семеро детей (в других приходских семьях по трое-четверо, и я не считаю их многодетными). Так вот, эта семья с семью детками, надо сказать,  несчастлива. Так сложилась, что все те проблемы, о которых мы сегодня говорили, в ней присутствуют – и запущенность, и недостаток родительского внимания, и проблемы между супругами. Эту семью приход «тащит» на себе. Мы это делаем с радостью, у родителей нет  позиции «нам все должны», просто видно, что людям тяжело и требуется помощь. Эта ситуация, когда наш приход чувствует себя обязанным   этой семье.

Насколько мне известно – у вас в приходе сложилась очень дружная община. Это получилось само собой или потребовались большие усилия?

- Конечно, потребовалось множество усилий, это была моя цель – как настоятеля храма – создать такую общину. В своё время, я  получил разрушенную церковь с очень немногочисленным приходом. И это понятно – наш храм находится в таком районе Москвы, где через каждые  тридцать метров есть храмы, а население очень малочисленное. Поэтому надо было употребить все усилия на то, чтобы людям захотелось быть вместе. Чтобы их объединяла Евхаристическая жизнь и жизнь после службы. У нас регулярно проходит трапеза после службы для всех прихожан; мы начали не с воскресной школы, а с бесед для взрослых,  потом  постепенно люди сами стали изыскивать для себя возможность служения ближним. Проблемы, конечно, были и есть. Когда проблем нет – это означает, что община умерла.

Часто бывает так, что человек, придя в храм, видит там уже сложившуюся, очень дружную, но закрытую общину. Ему в неё путь закрыт  - там все свои. Что делать? Знакома Вам такая проблема – одиночество в общине?

- Знакома. У нас не очень большая община, я знаю всех в лицо и по имени. Все друг друга так же прекрасно знают, все переженились, детей родили, стали кумовьями, и это очень хорошо. Но основная проблема в том и состоит  - что общине хорошо внутри себя. Новому человеку войти в неё очень непросто: все места заняты. Что делать? Это надо разрушать. Священник, если он замечает что-то подобное  у себя в общине, должен с этим бороться. Потому что христианская община – это не место, где люди собираются «своей тесной компанией», где им хорошо  друг с другом. В моём представлении – христианская община это такое место, ну, своего  рода тренировочная площадка, где людям проще в общении друг с другом исполнять евангельские заповеди. Они там этому учатся, тренируются. Потому что здесь, внутри общины  - где все свои близкие и родные – это очень просто. Проще любить, служить, уступать, смиряться, проще выполнять то самое сложное, что написано в Евангелии. И если человек забывает обо всем, живёт только внутри  общины и принимает только то, что ему приятно – это плохо. Поэтому, когда «занимают свои места, согласно купленным билетам» - с этим надо бороться. У нас был в приходе такой случай. На Пасхальную службу приходит, как правило,  много людей  «с улицы», «чужих». После службы бывает трапеза для всех, и может получиться так, что «своим» мест может не хватить. И тогда некоторые наши прихожане решили «забить» себе место за праздничным столом, они разложили за столом листочки со словами «занято». Они были уверены в своей правоте. «Мы же целый  год трудимся тут, работаем, так готовились к Светлому празднику…и тут пришли чужие – поели и ушли. Мы все старались, готовили для себя… Как же так?». Да, психологически всё понятно. Пришёл хор  - а хору места не хватило. Конечно, обидно. Но ведь это и есть  тот самый печальный случай! Прихожане всю Страстную неделю пробыли в храме – какие песнопения, какие слова они слушали, сострадали! Например, как Господь умывал ноги ученикам.  Страстная седмица прошла и  вдруг прихожане в какой-то момент забыли всё это, и хочется только одного – посидеть за столом, пообщаться спокойно, порадоваться со своими.  Чужие тут как-то ни к чему…

Так что приходится с этим бороться, объяснять, ведь непросто до человека такое донести.

Так что делать, если новый человек никак не может вписаться в общину?

- Бывает, что человек сам ищет чего-то другого в общине, может больше человеческого общения, каких-то моментов, связанных с его внутренним состоянием, может, у него своё, особенное видение  всего… И он не находит в общине того, что искал, поэтому может почувствовать и одиночество, и ненужность,  и непонятость. Бывает, что человек сам не готов,  не созрел для общения в среде прихожан, чего-то не понял. А бывает и  несколько потребительское отношение к Церкви у новопришедших: « Я сюда пришёл и меня должны носить здесь на руках». Так что надо смотреть по ситуации. Бывает, что человеку надо просто высказаться, присмотреться, не требуя чего-то особенного от других. Всё-таки человек приходит к Богу, а не к людям. И если он действительно ищет встречи с Богом и ради этого готов потерпеть какие-то моменты – всё наладится и сложится, если же он будет искать человеческого общения  - он будет обманываться, он обязательно на ком-нибудь споткнётся.

- Но бывало так, что человек приходил к Богу через общину?

- Да, бывало. Но такой человек действительно жаждал Бога. И он Его нашёл.

Батюшка, что делать, когда человек одинок в семье? Пришёл муж после работы, поговорил с женой  несколько минут, потом общие темы закончились и супруги разошлись каждый к своему ноутбуку – работать или общаться с виртуальными друзьями.

- Если люди любят друг друга – они постоянно  друг в друге нуждаются. Им хочется чаще видеться, общаться, смотреть друг другу в глаза, держать за руку, ну или хотя бы смотреть в один и тот же монитор ноутбука. Так что если в семье случается, то, что вы описали – это очень неблагоприятный знак, это оскудение любви. Это значит, что люди не трудятся над своей любовью, не приумножают дар любви. Это очень печально и опасно.

- А как трудиться над любовью? Почему происходит такое угасание?

- Угасание происходит оттого, что человек очень собой доволен и воспринимает семейную жизнь, не как возможность отдать себя другому, а возможность воспользоваться другим для себя. Когда люди так воспринимают свои отношения: «Ах, какой хороший человек, как много от него можно взять!». В этом и заключается влюблённость – я восхищаюсь этим человеком, потому что от  него можно много взять. А если в сердце звучит призыв «Какой человек, как хочется сделать его счастливым, как хочется ему много дать, ему послужить, ему пригодиться…» - тогда любовь со временем только приумножается. Чем больше человек отдаёт себя другому – тем больше он в итоге получает,  любви становится больше. Это принцип любви – раздай всё, и ещё умножится и ещё останется. Когда супруг интересуется только собой, а другим пользуется – его умом, интеллектом, его телесной красотой, его положением, в конечном итоге, это всё когда-нибудь кончается, и наружу вылезает то, что есть ещё. Это неприятные стороны характера, усталость, раздражительность и прочее. И появляются недоумения «Куда всё делось? Любил(а) же я её/его! Откуда это выражение лица взялось, откуда это недовольство, эти странные привычки, этот тон? Как он изменился!». А на самом деле, он не изменился, просто ты уже всё в супруге исчерпал. И так людям становится друг с другом скучно, и семья рушится, без особых причин.

- Знаю такую пару – молодой человек действительно умнее, лучше, красивее девушки. Девушка это понимает, восторгается своим избранником, тянется за ним, учится у него… Что она   может ему дать –  добавить вроде нечего?

- Заботу, ласку, любовь, внимание,  понимание, желание выслушать, поддержать, помочь. Разве этого мало? Пришёл муж домой усталый и раздражённый – принять это как должное, суметь погасить своей любовью.

Что делать, если  для родителей общими интересами является  воспитание детей и совместный отдых, и больше точек соприкосновения нет?

- Слава Богу, это уже немало – когда воспитание детей является общим делом. Когда они вместе проводят досуг, когда они вместе воспитывают детей – это уже хорошо, что так сложилось. Это главные точки соприкосновения.

ПОБЕЖДАТЬ В ПОЛЕМИКЕ ДОЛЖНА ЦЕРКОВЬ

В интервью, данном корреспонденту журнала «Саратовский епархиальные ведомости» в  2007 году, отец Алексий делится с читателем своим взглядом на проблему дискуссии в Церкви сегодня.

 ― Отец Алексий, мы говорим с Вами о церковной полемике… А какова вообще ее цель?           

― Нет никакой цели в церковной полемике, как нет никакой цели вообще в обсуждении какого-то вопроса, кроме как цель этот вопрос разрешить. Дискуссия начинается, если возникает какая-то определенная проблема. Но в данном случае проблемы и не могут не возникать, потому что Церковь — это непрекращающаяся жизнь. А там, где есть жизнь,  обязательно должны быть и проблемы.

Церковь по определению живет по законам Царства Небесного, но одновременно вынуждена каким-то образом считаться и с законами этого мира. И столкновение этих законов — законов вечных и законов временных — внутри жизни каждого церковного человека и внутри жизни самой церковной общины неминуемо рождает вопросы, которые должны получить  правильное разрешение.

― Здесь, вероятно, неизбежно столкновение «старого» и «нового» в церковной жизни?

― Дело в том, что в Церкви на протяжении всей её истории всегда присутствовало и присутствует и стремление к обновлению ­— это обязательно,― и стремление к сохранению. Это вещи, казалось бы, являются несовместимыми в обычном человеческом обществе, которое в обновлении все время стремится что-то уничтожать, а в сохранении пытается не допускать ничего нового, то есть ничего такого, что разрушало бы стереотипы сознания вроде «раньше было лучше» и тому подобных. Именно необходимость объединения «необъединимого» в церковной жизни и является основной проблемой полемики, о которой мы говорим. Ведь, с одной стороны, кому-то может показаться, что новое всегда лучше, чем старое. Другие убеждены, что, наоборот, старое всегда лучше, чем новое, что не надо ничего менять. И мотивируют это тем, что Церковь как-то жила прежде без этого «нового». Хотя при этом они забывают, что то, что называется теперь старым, когда-то было для Церкви очень новым.

Маленький, частный пример. Мы нередко обращаемся к XIX веку, как к некой, в современном смысле понятной, традиции. А на самом деле традиция XVIII−XIX веков, по сравнению с традицией более ранних времен, исключительно революционна. Взять церковное пение. Оно вдруг стало ну таким новым — итальянский партес после знаменного распева! Это, наверное, могло восприниматься в те времена, как воспринималось бы сейчас исполнение рок-произведений вместо традиционных песнопений. То же самое касается и церковной живописи. В  лучшую или худшую сторону — не говорю, но это было ощутимое обновление для того периода. Можно сказать, что это был язык ― церковного пения и искусства,― адекватный культуре того времени. И ничего — никто на это не реагировал болезненно. Почему-то эти факты как-то «законсервировались» и не воспринимаются сегодня как обновление.

Но, безусловно, Церковь одновременно живет и тем, что она хранит Предание. Апостол Павел говорит: храните предание (ср.: 2 Фес. 2, 15), то есть храните, берегите то, что вам передано. И, с другой стороны, Сам Христос предупреждает: нельзя вливать новое вино в мехи ветхие (ср.: Мк. 2, 22; Лк. 5, 38). Вот две вещи, которые кажутся несовместимыми, но тем не менее являются принципом церковной жизни: хранить старое и постоянно обновляться.

― Опыт показывает, что церковная полемика имеет и свои отрицательные стороны.

― Отрицательные стороны полемики таковы: это отсутствие всякой внутренней субординации, отсутствие смирения и желание навязать свое личное мнение как мнение общецерковное, как мнение, не терпящее никаких других мнений. Это — всегда негативная сторона полемики, потому что при таких методах ведения дискуссии люди зачастую просто ссорятся. И ссора, и неприязненное отношение к несогласной стороне,— так бывает при неумении вести спор, полемику,— это, бесспорно, всегда очень плохо.

Но, к сожалению, часто сталкиваешься с тем, что люди просто не понимают, что полемика ― это не решение личных проблем, не удовлетворение личных амбиций. Мне кажется, что как раз сейчас мы переживаем тяжелый период отсутствия правильной, действительно полезной полемики в Церкви. Вместо этого идет какая-то полемика кружковая, внутриклановая, внутриидеологическая, если можно так выразится. Внутри Церкви возникают какие-то группы, которые разделились по идеологическим соображениям, но не по религиозным. Может быть, по националистически-патриотическим, может, по монархически-политическим, может, по каким-то еще. И начинается «полемика» между такими группами и внутри них! Но, по сути, эти группы, разделенные идеологически, отнюдь не склонны к реальной полемике. Они, скорее, склонны к осуждению, к отчуждению, к навязыванию своих собственных идеологем, но только не к грамотной и результативной дискуссии. 

Ярким примером непродуктивной полемики является, конечно, письмо епископа Диомида[1]. Совершенно очевидно, что это письменное заявление вызывает не полемику, а просто взрыв эмоций. Потому что вопрос, который там ставится, предлагается не как вопрос для обсуждения, а как обвинение. Поэтому и полемизировать, собственно, не о чем.

А условие настоящей, истинной полемики — это прежде всего любовь ко Христу, любовь к Церкви и личное смирение. Но при этом все-таки и любовь к истине как таковой. Церковный «спор» должен быть и смелым, и смиренным одновременно.

 ― Есть какие-то еще ошибки, характерные для церковной полемики в наши дни?

― Я часто обращаю внимание на то, что в церковной или околоцерковной прессе, в Интернете — на многих сайтах любое проявление несогласия сразу воспринимается на уровне ереси. Человека не просто обвиняют в том, что он ошибся, ему сразу обязательно приклеивают некий ярлык, что он еретик, что он отступает от каких-то канонов… И иногда даже складывается  такое впечатление, что некоторые люди находят какое-то особенное удовольствие в том, чтобы изыскать нечто такое, что обязательно уличило бы оппонента в том, что он еретик. Это, вне всякого сомнения, также и непродуктивно, и недопустимо в полемике.

 ― А как при всем при этом уйти от разделений, преодолеть возникающее отчуждение, сделать так, чтобы полемика способствовала не разрушению, а созиданию церковной жизни?

― Прежде всего, поднимаемые проблемы не должны быть проблемами отдельно мирян, отдельно священства и отдельно епископата.

У меня такое ощущение, что со стороны священноначалия  проявляется порой какая-то боязнь перед решением серьезных церковных проблем. Некая отстраненность: «как-нибудь само». А со стороны мирян есть очень большая необразованность, желание быть просто ведомыми. Они не вовлечены. Мне же кажется, что вопросы церковной жизни должны стать общими для всех членов Церкви.

Я, может быть, ошибаюсь, но думаю, что в основном наиболее болезненно относятся ко всему, что происходит, приходские священники. Потому что, с одной стороны, они сталкиваются с окормляемыми, которые и являют собой комплекс этих неразрешенных проблем, а с другой стороны, они не могут получить сами для себя ответ на многие наболевшие вопросы. Поэтому каждый на приходе начинает решать существующие проблемы самостоятельно. И в этом есть самодеятельность, которая очень опасна. Ведь уровень допустимого, с одной стороны, в обновлении, а с другой стороны, в консерватизме может быть разным у каждого человека. Поэтому, конечно, Церковь нуждается в неких общих критериях «правильного», которые могут быть определены только соборно.

Я говорю не собственно про Соборы, потому что это слишком высокий уровень, скорее, имею в виду епархиальные собрания. В моем представлении, они не должны быть лишь некими «отчетными собраниями». Основной целью епархиального собрания должно стать обсуждение правящим архиереем совместно со священством насущных проблем приходской жизни.

На самом деле, можно сказать, что других проблем у нас сейчас и нет. Самое для нас главное сегодня ― правильное устроение приходской жизни, жизни общинной, цель которой — людей воспитать в настоящей церковности.

К сожалению, «церковность» у нас многие воспринимают именно лишь как храмовое благочестие. В моем представлении, все должно исходить из того, что если церковная община действительно живет духом Евхаристии, молитвы, то она обязательно будет вырастать за рамки своего собственного прихода. А та община, которая живет нормами храмового благочестия, так и останется «внутри» него, потому что храмовое благочестие к церковности имеет очень отдаленное отношение. Храмовое благочестие есть и у буддистов, и у мусульман, и у шаманов, и у дикарей племени мумбо-юмбо… А вот церковности у них нет. Церковность, осознание того, что мы — единая Церковь,― прежде всего. Что это означит на практике, что такое Евхаристия,— мне кажется, это те проблемы, которые должны обсуждаться.

Потом вот, что еще нужно сказать. Есть такие вещи, которые в нашей Церкви рассматриваются слишком однозначно. Во многих Поместных Церквах существует масса различных практик, но мы придерживаемся всегда какой-то одной, исключающей прочие. Мы все время боимся вполне оправданной «широты» в подобных вопросах.

Церковь может «звучать» по-разному. И это будет всё одна и та же Церковь. Не боятся этого, например, в Греции. Но у нас очень силен страх раскола, хотя не это раскалывает Церковь. Церковь раскалывает только идеология. А в идеологию можно превратить все, что угодно ― самую крайнюю консервативную точку зрения и самую крайнюю либеральную точку ― тоже.

 ― Каким же образом вовлечь в «общую» церковную жизнь мирян?

― В любом случае, сначала это должно быть на уровне съездов духовенства, пастырских собраний, когда насущные проблемы сами священники выносят на диспут и обсуждают вместе со своим Правящим Архиереем.

Через такие собрания в решение этих проблем постепенно вовлекается и приход. Потому что священник начинает руководить приходом, исходя из тех принципов, которые были обозначены на епархиальном собрании: что сейчас нам надо обновить, а что нам надо сохранить; что уже стало препятствием, тяжелой ношей, которая наросла на нас, как накипь, а что, действительно, является вызовом современности, которая просто пытается размыть нашу церковную жизнь посредством навязывания либерального сознания.

 ― Но это то, что касается внутрицерковных проблем. А нужно ли выводить вопросы, которые касаются и общества в целом, на «широкий формат» — на ТВ, в Интернет и т.д.? Например, вопрос о введении ОПК в светские школы.  

― Всегда было и есть желание мира вопросить Церковь о чем-то. Или, скажем, вызвать ее на некую дуэль. И есть слова, сказанные апостолом Петром о том, что мы должны всякому дать ответ о нашем уповании (ср.: 1 Пет. 3, 15).

В этом смысле — да, Церковь не должна бояться «широкого формата». Закрытое церковное общество, которое боится, никогда не будет откровенным, оно всегда будет отвечать общими фразами. А Церковь должна быть очень открытой. Тот, кто очень открыт,— не боится.

А начинается открытость с прихода, с отсутствия между священником и его прихожанами «кастового» разделения. Далее ― вообще не должно быть разделения на «касту» епископов, «касту» священников и «касту» мирян. Церковь ― единый организм, каждый, конечно, имеет от Бога свое дарование, свой талант, занимает свое иерархическое место. Но в то же время Церковь ― это единый народ Божий.

Однако на практике кастовость, к сожалению, всё же складывается, и причем часто вопреки намерению священства, а по желанию самих современных мирян ― повторюсь: быть безответственно управляемыми гораздо проще, чем быть активными и ответственными. Но это довольно сложный момент. И вопрос существования церковной полемики — это как раз вопрос открытости Церкви. Потому что эта полемика все равно не может быть сохранена внутри «корпоративных» интересов.

 ― Можете ли Вы привести пример грамотной церковной полемики?   

― Пример… Скажем, протоиерей Максим Козлов ― человек, который достаточно тверд в своих убеждениях, достаточно жестко критикует, но вместе с тем у него и мастерство полемическое налицо. Мне нравится, как ставит вопросы для полемики игумен Петр (Мещеринов). Очень резко ставит, немного, может, провокативно для кого-то, но, тем не менее, ставит их очень правильно, очень вовремя. Его статья по поводу книги «Мучение любви» архимандрита Лазаря (Абашидзе) представляется мне великолепным полемическим опусом, который рассматривает проблемы монашеской жизни.

 ― Есть ли в церковной полемике «победители» и «побежденные»?

― В полемике должна побеждать Церковь. Полемика — это инструмент движения вперед. И если какая-то полемика глохнет, остается без результата, значит, время для нее пока еще не наступило, значит, люди для этой полемики еще не созрели, значит, и Церковь к ней не готова.

А вообще полемика в Церкви неизбежна как жизнь, и уход от неё — это сознание умирающее, сознание, которое настроено не на жизнь, а на консервацию и в конечном итоге — на смерть.